The Times, «Can Mikhail Khodorkovsky Challenge Putin?», Giles Whittell, 30.04.2016

Корреспондент The Times Джайлз Уиттелл изучил биографию Михаила Ходорковского и описал свои впечатления от общения с ним

Когда я впервые встретился с Михаилом Ходорковским, он сидел в большой комнате, отделанной деревянными панелями, в своем лондонском офисе, улыбаясь чему-то на экране мобильного телефона. За несколько часов до этого было обнародовано заключение британского публичного расследования о том, что Владимир Путин, «по всей видимости», санкционировал ужасающее убийство агента Ми-6 Александра Литвиненко, которого в Лондоне отравили полонием. Кремль заявляет, что эти обвинения — пропаганда; друзья Путина пошли еще дальше. Его главный прихвостень, чеченский вождь, известный как хозяин ручных тигров и частной армии, написал в соцсети, что все предатели, начиная с Ходорковского, заслуживают такой же участи, как Литвиненко.

«Это нормально и даже почти забавно, — говорит Ходорковский. — Я все время получаю такое».

Если вы считаетесь в путинской России врагом государства номер один, убийство для вас — профессиональный риск. И если вы при этом пытаетесь спасти страну, то показывать страх — не вариант. Ходорковский — бывший олигарх, который угрожал стать соперником Путина на выборах и поплатился за это десятью годами тюрьмы. Но и после этого он не ведет тихую жизнь, нарушая обещание, данное и себе, и семье, и своему персональному кремлевскому Волдеморту, — не возвращаться в политику. Он посвятил себя крайне опасному делу — замене путинского режима демократией, которой было лишено целое поколение молодых россиян. Один из способов выживания для него — когда ему угрожают путинские головорезы, создать угрозу для них самих.

«Для многих людей в России я анти-Путин, — тихо говорит он. — Хотя сегодня я не представляю для него непосредственной угрозы, я все же опасен для него. Для Путина наличие такой альтернативы его власти — угроза. Если он продолжит делать такие же ошибки, какие он делает сейчас с ужасающей регулярностью, угроза будет усиливаться».

52-летний Ходорковский носит толстый свитер с расстегнутой пуговицей на горле. Он говорит так тихо, что приходится замереть, чтобы его услышать. У него нет никакой охраны. Он не похож ни на миллиардера, которым когда-то был, ни на узника, которым стал позже.

Прошло немногим больше двух лет с его полуночного освобождения из лагеря на Крайнем Севере России, ошеломившего тех, кто ждал этого десять лет.

За это время величайшая, по мнению Ходорковского, ошибка Путина — вторжение в Крым — изменила все и для него самого, и для его сторонников. Режим перешел черту и доказал свои тоталитарные намерения. Теперь стало невозможно примириться с режимом — только сменить его.

И Ходорковский дал себе десять лет на то, чтобы этого добиться.

Это возможно. Когда-то Ходорковский входил в группу олигархов, которых презирали и ненавидели за их богатство. Кто-то и сейчас к нему так же относится. Но для многих время все изменило. Годы в тюрьме стали ритуалом искупления, вызвавшим отклик в глубине русской души. Все знают его имя и его убедительную предысторию. У него есть план замены Путина и деньги, которые он в это вкладывает. Никто другой этого не делает.

Его взгляд на мир четкий и упорядоченный. Свой десятилетний план от отсчитывает с момента освобождения из лагеря. Итоги он будет подводить в 2024 году, когда предполагается, что Путин уйдет с поста, если после нынешнего срока он будет править еще один. Но санкции и инфляция уже наносят удар по российским потребителям, и Ходорковский не без успеха борется за их внимание. В прошлом месяце его признали самой известной фигурой российской оппозиции.

В своем невзрачном офисе в одном квартале к югу от Оксфорд-стрит он исследует настроения общества, составляет планы и политический курс. Его организация — Открытая Россия — поддерживает около двадцати кандидатов на сентябрьских выборах в Госдуму. Это немного, но на двадцать больше, чем хотелось бы Путину. Он пригласил к сотрудничеству всех, кто разделяет базовые принципы, которые он перечисляет, загибая пальцы: «Необходимость регулярной смены власти, основанной на честных выборах. Независимая судебная система. Прекращение неприемлемой изоляционистской политики. Мы считаем, что надо построить национальное государство, а не империю. И, конечно, защита частной собственности».

Ходорковский с помощью видеоконференций держит связь с будущими кандидатами по всей России, от Москвы до Сибири.

Политические дискуссии с товарищами по изгнанию транслируют на родину из студии на первом этаже офиса. Юристы-конституционалисты составляют планы вожделенного перехода от путинизма обратно в мир здравого смысла.

Центр расширяющейся активности находится меньше чем в двух милях от российского посольства, которое, несомненно, внимательно за всем этим следит. Может быть, это останется лопнувшим пузырем, а может быть, здесь начинаются события, которые оставят след в истории России. Чем это обернется для Путина? На публике он мало что говорит о политических амбициях Ходорковского с тех пор, как в декабре 2013 года объявил о его освобождении. Тогда он выглядел щедрым. «Счастливого пути, — сказал Путин. — Пусть работает». Но говорят, что в частном разговоре он пожалел об освобождении почти сразу же.

Если это так, то трудно не прийти к заключению, что Ходорковский и его семья могут быть в опасности, как Александр Литвиненко и Борис Немцов.

Его 26-летняя дочь Анастасия, присоединившаяся к нам, когда мы если сэндвичи на нижнем этаже офиса, говорит об этом с хладнокровным фатализмом. «Великобритания — самая безопасная страна, — говорит она, — но нельзя быть уверенным на 100%. Что было правдой в случае с Литвиненко, то правда и в нашем случае. Если кому-то понадобится, чтобы я, или мой отец, или моя семья умерли, то мы умрем. С этим ничего нельзя поделать».

Ее отец точно так же скрывает свои чувства под маской равнодушия. «Не думаю, что Путин действительно приказывает убивать людей, — говорит он. — Хочу в это верить. К несчастью, его окружение делает ошибки. Они переоценивают себя». Но он говорит, что не думает о личной безопасности слишком много. «Потому что иначе можно сойти с ума».

Вспоминаю, что было тринадцать лет назад, в начале 2003 года. Ходорковский — самый богатый человек в России и шестнадцатый в списке богатейших людей мира. Он крупнейший акционер нефтяного гиганта ЮКОС, его состояние оценивается в $16 млрд. Он не любит бросающуюся в глаза роскошь, но под Москвой построил большой поселок, где живет он сам и старшие менеджеры ЮКОСа с семьями. Он ездит по всей России, строит трубопровод из Сибири в Китай и создает политическую базу — первую инкарнацию Открытой России. Все чаще он бывает за границей. Международные рынки хорошо относятся к его компании, потому что в ней введены западные стандарты бухгалтерского учета, а нефти она производит столько же, сколько вся Ливия. В Вашингтоне он встречается с вице-президентом США Диком Чейни. В Техасе ведет переговоры по продаже пакета акций ЮКОСа компании Exxon за $25 млрд. Ему 39 лет.

Отношения с Путиным, которые никогда не были особенно хороши, ухудшаются. Человек из КГБ решил убедить олигархов, что они могут сохранить свои состояния лишь в том случае, если не будут вмешиваться в политику. Человек из ЮКОСа пытается продать стратегический актив американцам и делает заявку на президентский пост.

Но первым делом Ходорковский должен высказать то, что его беспокоит. 19 февраля 2003 года на встрече предпринимателей с Путиным в Кремле он осмеливается прочитать президенту лекцию о цене коррупции — по его оценке, $30 млрд в год. Его судьба зависит от этой встречи, и он это понимает. В прямом телеэфире он открыто говорит в лицо новому царю о том, на чем основаны все составные части его клептократии. Один из не особенно сочувствующих Ходорковскому биографов позже напишет, что тот так нервничал, что у него срывался голос.

Было ли это так?

«Одну минуту. — Ходорковский достает свой iPhone. — Это мне прислал немецкий журналист».

Это оказалась ссылка на видеозапись той самой встречи в YouTube. Мы смотрим. Его голос звучит громко и четко. «Технология — чудесная вещь, — говорит он. — Я не думаю, что мой голос срывается». По правде говоря, если прослушать всю речь, то в какие-то моменты можно заметить, что голос дрожит, но Ходорковский помнит, что не боялся.

Он чувствовал, что его долг — высказать правду властям в лицо, и властям это не понравилось. Для Путина такая хуцпа, проявляемая человеком, купившим ЮКОС на весьма сомнительном аукционе всего за $309 млн, была невыносима. В присутствии двух дюжин людей, следовавших за Ходорковским в списке самых богатых россиян, президент устроил ему головомойку по поводу якобы неуплаченных налогов.

В последующие недели и месяцы на него обрушилась вся мощь государства. Ходорковского могли спасти эмиграция или покаяние, но он не рассматривал такие варианты. Жребий был брошен.

Пять лет назад немецкий кинодокументалист Кирилл Туши снял фильм о восхождении и падении Ходорковского, в котором актеры реконструировали сцену его задержания. Место действия — аэропорт Новосибирска посреди Сибири. Раннее утро 25 октября, еще не рассвело. В фильме вооруженные люди в лыжных масках врываются в личный самолет Ходорковского, выбрасывают оттуда его помощника и выводят его самого в ожидающий военно-транспортный самолет. Ходорковский видел эту сцену и говорит, что в ней есть преувеличения. Правда гораздо интереснее.

«Я был готов к этому, — говорит он. — Я считал, что у меня еще был шанс разрешить проблему, но риск ареста я оценивал больше, чем в 70%. Мы сели в самолет, и кто-то обратил мое внимание на происходящее за окном. Я увидел, что аэропорт был оцеплен людьми в масках. И тут в наш самолет вошла еще одна группа людей. Было ясно, что кто бы ни послал их, он рассчитывал избежать конфликта, потому что этих людей я знал.

Я никогда не рассказывал эту историю, потому что меня просили этого не делать, но теперь все они уже в отставке, так что я могу. Это были спецназовцы из »Альфы». Те, кто стоял в оцеплении, были местные, но те, которые вошли на борт самолета, были из Москвы, и я их знал. Это были хорошие люди. Они очень вежливо попросили меня пересесть в их самолет, и я подчинился».

Ходорковского доставили в Москву как свидетеля по сфабрикованному делу о налоговом мошенничестве против его коллеги. И лишь тогда, когда он оказался внутри огромной и безжалостной судебной системы с сопутствующим ей Гулагом, его обвинили в уклонении от уплаты налогов и арестовали. Ему разрешили передать адвокату часы и телефон. «И это был момент перехода от свободы к заключению».

Предыдущие четыре года были, как он говорит, настолько напряженными, что казалось, будто в них вместилась вся жизнь. В его жизни были огромный риск, богатство, свобода и перспективы, каких не было почти ни у кого на Земле. Только за последние несколько недель перед арестом он 17 раз летал из России в Америку, выстраивая сеть поддержки для себя и своей компании в ожидании того, что должно было случиться. А затем за несколько часов его горизонты сузились до тюремной камеры, а его статус — до того, что с советских времен называется зек. Но и тогда он не позволил интервьюерам услышать признание в том, что хоть на мгновение он почувствовал отчаяние. Когда я сказал ему, что с переходом от роли олигарха к роли узника непросто справиться, он улыбнулся: «Я устроен иначе. Я живу внутри своей головы».

Голова у него, кстати, большая. Седые волосы коротко подстрижены. Лицо гладко выбрито (а в середине 90-х он носил тонкие усы). Выражение лица кажется открытым, но проникнуть можно только в те его мысли, которые, как он считает, вам надо знать. В компании дочери он так смеется, как будто все еще привыкает к тому, что он снова на свободе, но почти все, что он говорит, тщательно обдумано.

Он демонстрирует идеальное самообладание, хотя и намекает, что все может обернуться неожиданным образом. «Это был большой вызов для меня — не потеряться и не потерять себя на новом пути, который я выбрал после освобождения из тюрьмы», — говорит он. Что он имеет в виду — потерять свою репутацию или внутренний стержень, чувство направления? «И то, и другое».

Его жизнь в тюрьме была настолько тяжела, что у более слабого человека вызвала бы посттравматическое стрессовое расстройство. Он сказал, что ему нечего вспомнить о годах заключения, но для него это способ отделить их от настоящего. Он написал короткую книгу зарисовок «Тюремные люди», которая выдерживает сравнение с литературой советского Гулага и показывает, почему опыт постсоветской тюрьмы оставил на нем свой отпечаток навсегда.

Один из заключенных, о которых он пишет, — наркоман по имени Коля, которого Ходорковский впервые встретил незадолго до его (Коли) освобождения, а второй раз — через полгода. За это время Колю снова арестовали за наркотики и попытались «повесить» на него еще одно обвинение — в ограблении пожилой женщины. Но он отказался брать на себя чужое преступление.

«И его отправляют в камеру — «подумать», слегка избив «для порядка», — пишет Ходорковский. — Через короткое время он стучит в дверь, а когда открывается «кормушка» — туда вылетают кишки. Коля «вскрылся», причем по-настоящему. Настоящее харакири. Шрам толщиной в палец и в полживота длиной».

Другой сокамерник Ходорковского попытался повеситься на разорванной простыне и остался жив только потому, что Ходорковский держал его тело, пока не пришла помощь. Третий украл и продал на черном рынке девять тысяч совхозных ягнят, а когда его поймали, отказался возмещать ущерб, потому что на эти деньги решил дать дочери высшее образование. «Сидим, пьем чай. Два уже не очень молодых мужика, по своей воле пошедшие в тюрьму…»

Это печальная и шокирующая книга, где автор оплакивает погибшие души России и тщательно выбирает то, чтобы говорить о них. Многие из описанных Ходорковским встреч произошли в рабочем лагере в шести часовых поясах к востоку от Москвы, на краю старого уранового рудника.

Ходорковский рассказывает, что перед тем, как его отправили туда, он месяц держал голодовку, опасаясь, что следователи добьются от него признаний с помощью психотропных средств. Вскоре после его прибытия сокамерник ночью порезал спящему Ходорковскому лицо; позже он заявил, что его заставили это сделать офицеры в гражданской одежде.

Кошмар закончился внезапно. После двух судов и десяти лет заключения один из самых влиятельных зарубежных политиков, поддерживавших Ходорковского, Ганс-Дитрих Геншер посоветовал ему написать Путину прошение о помиловании, чтобы он смог увидеть свою тяжелобольную мать, пока она жива.

«Я спросил: «Должен ли я в этом случае в чем-то признаваться?», потому что такие разговоры случались раньше». Геншер ответил, что нет. Вопрос о виновности не имел к этому отношения. Тогда он написал письмо. Через пять недель, когда Путина в конце его ежегодной марафонской пресс-конференции спросили о Ходорковском, он вскользь ответил, что десять лет — это «серьезное наказание» и помилование будет подписано «в ближайшем будущем». На следующий день к вечеру Ходорковский был уже на свободе, в Берлине.

Он говорит, что тюрьма научила его никому не верить и спать с одним открытым глазом. И, кроме всего прочего, она научила его терпению.

«Он умеет ждать, — говорит миллионер, бывший торговец мобильными телефонами Евгений Чичваркин, который, как и Ходорковский, вынужден был эмигрировать в Лондон. — Большинство политиков не умеет, а он умеет. Он знает свою цель и знает, как идти к ней шаг за шагом, не очень быстро, но всегда вперед».

Чичваркин впервые встретился с Ходорковским в 2003 году в подмосковном поселке рядом с юкосовским поместьем, где у него был магазин мобильных телефонов. Когда он уехал из России, у него было пять тысяч магазинов. Сейчас Чичваркин — владелец самого дорогого винного магазина в Мейфэре, но, как и Ходорковский, он хочет когда-нибудь вернуться домой. Он объединил силы с Открытой Россией, став ее советником по идеологии.

У него нет иллюзий по поводу масштаба стоящей перед ними задачи. Поддержка подлинно демократических партий в России сейчас «между нулем и 0,0%», говорит он, лишь чуть-чуть преуменьшая результаты социологических опросов. Не сомневается он и в том, что публично ассоциировать себя с Ходорковским — дело рискованное. В начале этого года Алла Перфилова, прокремлевская эстрадная звезда, более известная как Валерия, побывав в Лондоне, сфотографировалась с Ходорковским. Эта фотография появилась в инстаграме. Из-за нее разразилась буря в соцсетях, и, по словам Ходорковского, планировавшийся концерт Валерии в Кремле был отменен. После таких сигналов Чичваркин считает, что если прежде его не обязательно арестовали бы в случае возвращения в Россию, то теперь уж точно арестуют.

Для сторонников Ходорковского его «токсичность» как партнера по селфи — хороший знак. Это означает, что он прав в том, что касается беспокойства, которое он вызывает в Москве, и нет сомнения в том, что тюрьма изменила его имидж, — по меньшей мере среди товарищей по эмиграции, которые приходят на его выступления в Лондоне. «Поначалу у меня были сомнения, но он вдохновляет, — сказал мне один из них после выступления, прошедшего при полном зале. — Он заставляет волноваться, у него есть харизма. И люди знают его тюремную историю. Он никого не предал. За это его уважают даже политические оппоненты».

В истории России не было случая, чтобы бывший зек возглавил страну. Ходорковский надеется изменить это. Он считает, что на дворцовый переворот надежда невелика. Для этого нужно, чтобы кто-то из приближенных Путина оказался достаточно смелым или достаточно жадным, чтобы пойти против него, к примеру, чтобы покончить с санкциями, введенными из-за его авантюр в Украине. Он перебирает все фракции придворных, от технократов и бывших силовиков из КГБ до близких друзей Путина и откровенных преступников, легитимизированных внезапной близостью к власти. «Российская элита очень немногочисленна, и я представляю ее неотъемлемую часть, — говорит он. — Я знаю многих людей».

Но ставки для тех, кто имеет возможность сплести такую интригу, слишком высоки: «Каждый из этих людей прекрасно понимает, что они что-то теряют из-за санкций. Но если уйдет Путин, они потеряют все. Поэтому они будут цепляться за Путина, что бы ни случилось».

Остается надежда на возможности, которые возникнут в результате отставки Путина. Если это произойдет, мирным путем или в результате охватившего страну хаоса, Ходорковский готов воспользоваться этим. Он собирается предложить двухлетний переходный план, а сам готов стать временным национальным кризисным менеджером. В самом благоприятном случае в результате переговоров за круглым столом между демократическими группами будет создано переходное правительство, задача которого — подготовить Россию к свободным выборам. Худший сценарий будет куда более беспорядочным, но чем больше будет беспорядка, тем полезнее будет тот жизненный опыт, который у него есть.

Он дорожит своей репутацией жесткого либерала. Один из эпизодов его прошлой жизни, которыми он гордится, — то, как он в бытность главой ЮКОСа уволил сто тысяч человек. Он знает, что значит быть человеком, которого боятся, и это влияет на решение, которое, как он надеется, ему однажды придется сделать — вернуться в Россию. Если он вернется сейчас, его, как он считает, арестуют немедленно, поэтому что-то должно измениться: «Ключевой момент — это то, что немедленно арестовать меня в случае возвращения должно стать или слишком опасно для тех, кто у власти, или более опасно, чем оставить меня на свободе». Чичваркин считает, что пройдет от двух до восьми лет, прежде чем режим ослабнет до такой степени.

И теперь Ходорковский ждет. Со своей второй женой Инной он в прошлом году переехал из Швейцарии в Англию — и из-за работы, и из-за Анастасии, живущей неподалеку от Шордича. Они купили дом между Лондоном и Брайтоном, у него также есть дом в Лондоне, офис на Хановер-сквер и много денег, чтобы обеспечивать его работу.

Состояние, которое Ходорковский смог вывезти из России перед тем, как путинская машина экспроприации занялась ЮКОСом, оценивают в $100-170 млн. Он не спорит с этими оценками, а только говорит, что рад тому, что у него достаточно денег, чтобы финансировать работу Открытой России. «Сейчас российской оппозиции недостает ресурсов. Люди боятся жертвовать. Бизнес напуган, и в этой ситуации моя возможность независимо финансировать оппозицию очень важна. Никто не скажет, что я получил эти деньги от иностранных правительств. Вся Россия знает, что у меня достаточно денег, чтобы не просить их у Америки, и это важно, потому что люди хотят знать, что даже если я не идеальный гражданин, я все же гражданин, и это мои деньги».

Помощник Ходорковского говорит, что, по его мнению, оценка в $100 млн близка к истине. Но трудно отделаться от ощущения, что она может быть несколько занижена. «В молодости я заметил, что легко могу конвертировать время в деньги», — говорит Ходорковский. Он понял это, когда во времена заката коммунистического режима импортировал в страну компьютеры, — еще до того, как во времена возрождения капитализма стал создавать банки и экспортировать нефть. Обратная конверсия — денег во время — сложнее, но он говорит, что пробовал и это. Он рассказал историю о том, как однажды добрался из Москвы в Техас за четыре часа на сверхзвуковом бизнес-джете, что невозможно, поскольку сверхзвуковых бизнес-джетов не существует, но дает представление о его тогдашнем образе жизни. Жизнь до тюрьмы была неистовой.

Когда я спрашиваю, что случилось с его шестнадцатью миллиардами, кому они принадлежат теперь, Ходорковский сухо замечает, что они никогда не были реальными деньгами. Это была рыночная оценка его доли в компании, которую он своими трудами превратил из советской груды ржавого оборудования в энергетический гигант мирового уровня. Решение взять в свои руки контроль над компанией и передать ее активы принадлежащей государству «Роснефти», как он говорит, принадлежало Путину. Но, насколько известно Ходорковскому, Путина подтолкнул к этому решению его старый друг Игорь Сечин, который был начальником его аппарата, когда тот работал в петербургской мэрии. Сейчас Сечин управляет «Роснефтью» и «платит себе $30 млн в год».

Ходорковский может презирать таких людей, как Сечин. Он может жалеть, что не виделся с Анастасией и тремя другими своими детьми, пока те росли (у него есть старший сын от первого брака Павел и сыновья-близнецы от брака с Инной).

Но он не озлоблен. Он сказал, что у него нет желания увидеть Путина на скамье подсудимых, и считает, что, когда в Россию придут перемены, полномасштабная очистка от всей сколько-нибудь коррумпированной бюрократии не будет ни практичным, ни правильным решением.

У него намного меньше денег, чем было когда-то или чем есть у Романа Абрамовича. Он не встречался с владельцем «Челси» после своего освобождения и говорит, что они не друзья, но сочувствует ему как человеку, о котором все знают, что он миллиардер. В России это в любом случае означает постоянное беспокойство и меры безопасности в президентском стиле.

«Для меня деньги всегда были инструментом, — говорит он. — Мне нужно столько их, сколько необходимо, чтобы достичь своей цели, а цель сейчас — это новая Россия». С этими словами он, как студент, надевает на плечи рюкзак и исчезает в ночи.